Иной раз кажется, протяни руку, потрогай стену, где опьяневший от предчувствия победы советский солдат нацарапал углем «Анатолий+Галина», навеки заковав себя и свою фронтовую любимую в нарисованное сердце, и прошлое затянет тебя в май 1945-го, когда небо над Берлином было черным от копоти, а Победа — вот она, размашисто шагает по полуразрушенным ступенькам Рейхстага, смеется и плачет, любит и желает, кричит от счастья и воет от боли...
Сложности перевода
Те, кто никогда не был в Рейхстаге, вряд ли знают, что депутаты высшего законодательного органа страны — Бундестага — ходят на работу в буквальном смысле слова по коридорам времени. Дело в том, что после второй реконструкции Рейхстага, которая была произведена после объединения Германии, со стен сняли панели, обнажившие «граффити», оставленные советскими солдатами в апреле-мае победного года. Немцы решили не стирать надписи — в основном это фамилии и инициалы советских воинов, написанные углем, карандашом, мелом — тем, что было под рукой. Все оставили как есть, точнее, как было весной 45-го — потому что это история, и потомки должны ее знать и помнить.
— Я работала в Бундестаге без малого четверть века, — рассказывает бывший экскурсовод, а ныне немецкая пенсионерка Карин Феликс. — Я помню, как стены с надписями чистили сухим сжатым воздухом, а потом обрабатывали специальным раствором, для сохранности.
Карин, в прошлом году отпраздновавшая свой 65-й день рождения, уже много лет занимается исследованием и систематизацией надписей, оставленных на стенах Рейхстага. Сначала это было просто увлечение — какой экскурсовод не любит покопаться в истории? — а потом стало делом всей жизни. Результат исследования — огромный исторический труд, который должен вот-вот обрести бумажный переплет.
Карин, пожалуй, единственная из бывших и нынешних сотрудников Рейхстага, кто знает каждый сантиметр стен здания.
— Долгое время считалось, что после реконструкции, проведенной по проекту британского архитектора сэра Нормана Фостера, сохранились 202 надписи на стенах. Почему 202? Не знаю. Ведь мы обнаружили ни много ни мало 715 фамилий, имен и инициалов, сохранившихся на стенах по сей день, — рассказывает Карин. — Дело в том, что многие надписи были либо очень мелкими, либо написаны нечетко. Хотя я и говорю по-русски, иногда мне было очень сложно прочитать слово. Какая буква К или Н? Д или Л? Мне очень помогала «расшифровывать» фамилии моя русская знакомая Марина Роман.
Все надписи в будущей книге Карин, которая называется «Когда история оживает» (Wenn Geschichte zu leben beginnt), разделены на квадраты. Каждый описываемый сектор имеет свое месторасположение, сфотографирован на общем фоне стены и имеет другой оттенок — чтобы было понятнее, где находятся те или иные надписи. Так что теперь любой желающий сможет познакомиться с конкретной надписью и изучить ее, воспользовавшись «атласом», составленным фрау Феликс.
Но и это еще не все. Героями книги Карин стали 19 человек, которые оставили свои фамилии на стенах Рейхстага, и еще пятеро, переживших концлагеря и гетто, с кем Карин познакомилась во время экскурсий. Двое сами увидели свои автографы во время посещения Рейхстага. А судьбы еще семнадцати человек стали известны благодаря их родственникам, которые нашли автографы отцов и дедов или же написали в Рейхстаг запросы с просьбой отыскать надпись, оставленную предками на стене. Все подобные письма попадали к фрау Феликс, так как весь Рейхстаг знал и знает, кто занимается этой темой.
Русская душа — для немца потемки
А началось все в один прекрасный день, когда в Рейхстаг пожаловала делегация из Санкт-Петербурга.— Среди туристов был один пожилой человек, который что-то на стенах упорно искал. Один мой коллега меня спросил: «Ты не видела тут надпись «Сапунов»? Ее сделал вот тот пожилой человек», — вспоминает Карин.
Борис Викторович Сапунов, советский и российский петербургский ученый-историк, специалист по древнерусскому искусству, доктор исторических наук, профессор, почетный доктор Оксфордского университета... К сожалению, два года назад Борис Сапунов оставил этот мир. Но все последние годы его связывала нежная и трогательная дружба с экскурсоводом Карин Феликс, немкой из когда-то побежденного им Берлина, благодаря которой он все-таки разыскал свою фамилию на стенах уже мирного Рейхстага.
Когда война закончилась Сапунову не было еще и 23 лет. Пытливый ум будущего ученого с мировым именем, а тогда еще скромного студента истфака Ленинградского университета, уже тогда пытался найти ответ на вопрос — как нацистская пропаганда затуманила немцам мозги образом русского варвара? И Сапунов нашел его — просто немцы, по его мнению... слишком мало читали произведений русской литературы!
Воспоминания Бориса Сапунова (из будущей книги Карин Феликс «Когда история оживает»): «Входя в брошенные дома, я, прежде всего, искал домашние библиотеки. Конечно, военная обстановка в годы войны не способствовала объективному ответу на поставленные вопросы. Но все же, картина прояснялась. Следует отметить, что личные библиотеки немцев были не богаты по репертуару и по объему. На русском языке я ни одной книги не нашел. Из переводной классической литературы после просмотра многих собраний на первом месте оказались сочинения Достоевского. Намного реже встречались сочинения Чехова, Толстого, Пушкина, Лермонтова, Некрасова я не обнаружил ни одного экземпляра.
После войны, прожив в Германии целый год, я убедился, что мои первые впечатления были достаточно объективны. Я многократно спрашивал у немцев, чем можно объяснить такой интерес у них к сочинениям Ф. М. Достоевского? Люди разного социального статуса отвечали примерно одно и то же. Достоевский, по их словам, был бытописателем больших городов периода бурного развития капитализма в Европе.
Эти романы были более понятны немцам, чем уклад русской провинции, далекой по образу жизни от Германии. Кроме того, тщательный анализ человеческой души, проделанный Достоевским, был не характерен для западной литературы, что и вызывало особый интерес у немцев».
Следующим человеком, который в этом же году нашел свой автограф на стене, стал еще один ветеран, пожаловавший в Берлин из Израиля. Это был тоже Борис, по фамилии Золотаревский.
— Именного тогда мне пришла в голову идея написать книгу о тех людях, которые стоят за этими надписями. Борис Леонович Золотаревский, которому в этом году исполняется 90 лет, единственный из героев моей книги, который до еще жив, — говорит Карин Феликс, — и мы продолжаем с ним общаться, часто созваниваемся по скайпу...
На момент начала Великой Отечественной войны Золотаревскому было всего лишь 15 лет. Но возраст не помешал ему уйти на фронт и дойти до Берлина. Вернувшись с войны, Золоторевский стал инженером. А в 1992 вместе с семьей перебрался в Израиль и сейчас живет в Хайфе.
Воспоминания Бориса Золотаревского (из будущей книги Карин Феликс «Когда история оживает»): «...Это были жители страны, потерпевшей сокрушительное поражение. Вначале было заметно, что немцы нас побаивались, прятались, это были тени людей. Но с появлением комендатур, постепенно наводивших порядок, немцы по привычке стали доверять власти, вести себя увереннее...
...Однажды в Бабельсберге девочка лет тринадцати попала под наш армейский грузовик и погибла. Собралась толпа, которая не скрывала своего возмущения и явно потому, что это был грузовик оккупантов. Когда же еще шла война, запомнился такой случай. В первом на нашем пути немецком городе Бетше как-то мы с другом увидели, что один из наших шоферов с винтовкой наперевес куда-то ведет понуро плетущегося старичка-немца. Мы заподозрили неладное и остановили их. Оказалось, что шофер, потерявший на родине от рук немцев семью, всю войну жил с мыслью убить первого же немца, который попадет в его руки. Нам удалось его уговорить отпустить старичка, шофер и сам почувствовал какую-то искусственность такой мести в тех обстоятельствах...»
«Скажи спасибо, что не расстреляли...»
Судьба Льва Гавриловича Жученко, чью фамилию, написанную им собственноручно, до сих пор можно увидеть на одной из стен Рейхстага, вообще похожа на любовную кинодраму. История его жизни стала известна благодаря дочери Жученко. Во время посещения Берлина Ольга Львовна Мусатова совершенно случайно увидела на одной из сохраненных стен Рейхстага фамилию своего отца и чуть не потеряла сознание от нахлынувших чувств... Ту экскурсию вела Карин. С тех пор женщины подружились настолько, что теперь считают друг друга сестрами.
Лев Жученко воевал с первого до последнего дня, в составе 4-го Украинского фронта освобождал Украину, Вену, Будапешт, закончил войну в Германии в 1945 году. Как часто тогда бывало, офицера инженерных войск оставили на службе в составе контингента на освобожденной территории.
Вспоминает Ольга Мусатова: «Однажды в Лейпциге, проходя по разбомбленной, еще не расчищенной улице, у какой-то военно-полевой кухни, которые в то время во множестве стояли в городских кварталах и подкармливали местное население, отец вдруг обратил внимание на маленькую девочку, которая как-то особенно безнадежно смотрела на раздачу каши: то ли не знала, как ее получить, то ли боялась солдата, ее раздававшего. Жученко познакомился с девочкой — ее звали Аннемари — добыл ей каши, а потом довел до дома. Так он встретился с матерью Аннемари, Хертой, вдовой солдата, погибшего на Восточном фронте.
Лев и Херта полюбили друг друга. Вскоре молодые люди обвенчались по католическому обряду и обменялись кольцами. А в 1946 году у новобрачных родился сын, которого назвали в честь отца, но на немецкий манер — Лион.
А потом случилось то, что, к сожалению, не было редкостью в те годы в послевоенной истории. В 1949 году, когда отцу стало ясно, что вскоре его вернут в Советский Союз, он объявил командирам о своей немецкой семье и желании забрать жену и детей на родину. Отца задержали, разжаловали в сержанты и отправили на родину, даже не дав попрощаться с семьей... Перед отправкой сказали: «Скажи спасибо, что не расстреляли...». Если бы не его боевые заслуги, безупречная служба, то его бы подвели под указ Сталина, по которому за изнасилование немецких женщин на освобожденных территориях военнослужащим грозил расстрел. Еще припомнили, что он из семьи царского офицера... Мы, трое детей Жученко — две дочери и сын, с самого детства знали, что у нас есть в Германии брат. Правда, отец просил, чтобы это оставалось нашей семейной тайной. Время было жестокое».
Много лет подряд Лев Жученко пытался разыскать немецкую жену и сына. Писал письма, которые оставались без ответа. Поиски не прекращались даже тогда, когда он женился во второй раз — на девушке Клавдии, с которой познакомился на отдыхе на море. Клавдия знала о трагической истории, приключившейся с первой семьей мужа, видела, как он переживает и во всем ему помогала.
В память о Херте у Льва Жученко долгое время оставалось кольцо с выгравированными на его внутренней стороне именем жены и датой их венчания... Наконец, уже в начале 70-х годов, Херту и Лиона удалось разыскать. Однако долгожданная встреча Льва, Херты и их сына состоялась только в канун рождества 1975-го года — Льву Жученко разрешили выезд за рубеж лишь после личного обращения к министру обороны Устинову. Умер Лев Жученко в 1986-м году. К счастью, до своей смерти он успел повидаться с теми, с кем его соединила война и едва на веки не разделило мирное время...
Увы, формат нашей газеты не позволяет рассказать обо всех героях книги Карин Феликс. Об этом должна поведать читателю сама книга, но...
— Издание книги постоянно переносится, хотя ее макет уже давно готов, — сетует Карин. — Сначала ее выпуск планировался на ноябрь прошлого года, потом на март этого, потом на май. А недавно мне написали из издательства и сообщили, что печать снова откладывается. В неофициальной беседе в качестве причины назвали «осложнившуюся политическую обстановку». Я понимаю, что речь идет о российско-украинском конфликте на юго-востоке Украины, но при чем тут солдаты-освободители? Моя книга аполитична, это дань памяти тем, благодаря кому мы с вами — русская и немка — тут сейчас сидим и разговариваем, неспешно попивая чай и любуясь видами нынешнего Берлина...
Хочется надеяться, что у немецких издателей все же хватит благоразумия не увязывать события прошлого и настоящего в одну кучу, ведь иначе зачем вообще было сохранять все надписи на стенах Рейхстага — отполировать, и дело с концом. Только вот память не отполируешь...