С 11 по 14 мая в столице Северного Рейн-Вестфалии пройдут «Дни Москвы в Дюссельдорфе», посвященные 25-летию побратимских связей между двумя городами. В рамках «Дней Москвы» подготовлена обширная программа для жителей Дюссельдорфа и земли СРВ. Кульминацией этого праздника станет совместный концерт ведущих солистов Московского музыкального театра «Геликон-опера» и солистов Дюссельдорфской Оперы на Рейне (Deutsche Oper am Rhein), который пройдет 14 мая в Дюссельдорфе. Режиссер знаменитой «Геликон-оперы» Дмитрий БЕРТМАН рассказал о предстоящем событии и об оперных постановках в Германии нашему изданию.
─ Дмитрий, в мае «Геликон-опера» приедет в Германию. Какая программа ожидает немецких зрителей?
─ В Дюссельдорф отправится коллекция наших звезд, которые, несмотря на свой молодой возраст и модельную внешность, уже стали знаменитыми в разных концах мира. Это Елена Михайленко, Лидия Светозарова, Александра Ковалевич, Игорь Морозов и Дмитрий Скориков. Вместе с замечательными певцами-коллегами Оперного театра «Опера на Рейне» они представят концертную программу, которая завершит Дни Москвы в Дюссельдорфе-2017. 14 мая в исполнении наших великолепных солистов и их коллег в сопровождении оркестра театра под руководством маэстро Акселя Кобера прозвучат оперные шедевры Моцарта, Россини, Доницетти, Верди, Пуччини, Чайковского и Римского-Корсакова.
Москва и Дюссельдорф ─ города-побратимы, и для меня этот факт имеет особое значение. Москва ─ мой родной город, а в Дюссельдорфе есть потрясающий театр, в котором я ставил спектакли и в котором у меня много друзей. Этот театр стал для меня практически побратимом. И, кстати, в этом году исполняется 25 лет сотрудничеству наших городов!
─ Когда по вашей инициативе был создан театр «Геликон опера», вам не было еще и 23 лет. Как такой молодой человек вынес идею создания театра, который стал одним из самых известных в России? Тогда ведь время было такое, все открывали кооперативы, а вы вдруг ─ театр...
─ Наш театр возник сам по себе. Я не верю, когда театр планируют создать. Это невозможно, театр должен родиться сам. Я испытал первое потрясение от театра, когда мне было четыре года. Родители после детского спектакля отвели меня за кулисы, и я там увидел Бабу-ягу, которая сняла парик и превратилась в дядю Володю, папиного приятеля. Для меня это был шок! Но именно после этого театр стал для меня главным событием и смыслом жизни. Я ощутил эту невероятную вибрацию преображения и был покорен ею раз и навсегда. Это определило всю мою дальнейшую судьбу. Оглядываясь назад, я понимаю, насколько абсурдным, самоотверженным и даже наглым было решение о создании своего театра. Но любовь человека не спрашивает, и мы просто делаем то, что не можем не делать. Такой была и моя ситуация. Шаг за шагом мы создали свой «Геликон», который быстро прогремел на всю столицу. Так что можно сказать, что наш театр родился из мечты, страсти и отваги.
─ «Геликон-опера» ─ один из самых успешных музыкальных театров нового времени. Как вам удается сохранять медийный интерес к вашему проекту на таком высоком уровне? Поделитесь секретами успеха?
─ Секреты на то и есть секреты, чтобы сохранять их в тайне. Но, пожалуй, в одном признаюсь честно. Наверно, самое главное наше завоевание ─ это атмосфера в театре. Она уникальная. Вообще, зритель ходит в театр на атмосферу, не на спектакль. Но для того, чтобы ее воспринимать, нужно дышать хорошим кислородом, а не углекислым газом, поэтому кислород надо ценить и оберегать. Пусть это будет нескромно, но я до сих пор уверен, что слава нашего театра ─ целиком заслужена, ведь никто не делал такой оперы, как мы: свободной, дерзкой и непричесанной, с ограниченным набором средств выражения, но в сочетании с нашими стремлениями и любовью позволявшим нам создавать что-то абсолютно новое и неожиданное. А сцементировала нас любовь к театру. Я всегда говорил, говорю и буду говорить, что в нашем театральном Доме живет любовь.
─ Вы как-то рассказывали, что было время, когда декорации для спектаклей подбирали на улице… Не хотелось все бросить и закрыть театр?
─ За мной был наш «Геликон». Для себя я бы не добивался. А тут люди. Огромный коллектив, который смотрел на меня с надеждой, и много молодых певцов, которые поставили карту своей жизни на этот театр. И я понимал, что это ответственность еще и за то, чтобы они остались в стране, чтобы могли петь…Столько людей со мной шли эти 25 лет! Да, были очень сложные времена. Но теперь уже мы приходим в наш потрясающий особняк с высокими потолками с лепниной, с роскошными фойе и лестницами, с суперсовременными залами … Мне бы очень хотелось, чтобы это место стало таким, куда бы все стремились. Чтобы это был такой наш Байройт. Чтобы билеты в него выкупали за 10 лет, по списку, как в Байройт…
─ Театр находится в здании, которое является памятником архитектуры. Говорят, из-за него вы чуть не стали жертвой бандитских разборок…
─ Как сказал Черчилль: «Ничто в жизни так не воодушевляет, как то, что в тебя стреляли и промахнулись». А если серьезно, вспоминаю это, как самый страшный момент в моей жизни. Когда начался наконец-то ремонт нашего здания на Большой Никитской, на меня начали давить, принуждая отказаться от здания (это же исторический объект в самом центре Москвы!), а затем началась настоящая травля. Была придумана такая кампания, мы, мол, разрушаем наследие, памятник архитектуры. По всем каналам телевидения нас обливали грязью. Это было очень тяжело… На меня были совершены два нападения. После первого у меня было сотрясение мозга, а еще меня пырнули ножом. Но обошлось… Во время второго нападения все было еще жестче – в два часа ночи у подъезда моего дома меня подловили бандиты с автоматами и, держа на прицеле, требовали, чтобы я написал бумагу, что театру ничего не нужно, и от новых помещений я отказываюсь.
─ А мыслей уехать за границу тогда не было? Тем более предложений, я так понимаю, было более чем отбавляй.
─ Да, параллельно у меня начала развиваться карьера за рубежом, и, конечно, у меня были интересные предложения. До сих пор меня многие считают идиотом, потому что я отказался стать художественным руководителем известных оперных театров в Европе и в Канаде. А я ведь даже боялся уже ходить по улицам в родном городе! Один высокий чиновник, к которому я пришел, устав от этой безнадежности, и пожаловался, что больше так не могу, ответил мне: «А что ты здесь делаешь? Лучше уезжай. И нам строить не надо будет, и у тебя жизнь будет лучше…». Но меня остановила – любовь. К тем людям, которые меня окружали, верили в меня, поддерживали. Я чувствовал, что стану предателем, если уеду. Хотя там, за границей, были прекрасные условия…И я ничуть не жалею.
─ Вы поставили в Германии шесть или семь опер. Как впервые произошло знакомство с этой страной?
─ Это было очень давно, почти двадцать лет назад. В 1998 году меня позвали ставить «Травиату» Верди в Национальном театре Мангейма. Она потом 12 лет шла… А Германия ─ очень разная. В разных землях абсолютно разная ментальность, разные люди, разный зритель. И теперь я понимаю, почему Дюссельдорф ─ город-побратим с Москвой. Потому что в Дюссельдорфе ─ невероятно теплые зрители, и невероятно теплые люди работают в театре. И я себя чувствовал здесь как дома.
Особенно мне в этом помогло Русское общество земли Северный Рейн-Вестфалия (Russische Gesellschaft NRW e.V.). Его руководитель Яна Звягина и ее команда ─ настоящие энтузиасты своего дела. Эти ребята делают все для популяризации русского искусства в Германии. Тогда собственно и родилась идея проведения совместного концерта.
─ В прошлом году с большим успехом прошла премьера в Дюссельдорфской опере спектакля «Золотой петушок». Почему именно это произведение вы выбрали для постановки?
─ На постановку этого спектакля меня пригласил генеральный интендант Оперы на Рейне Кристоф Майер, которого я знаю много лет. Вместе с ним мы уже давно работаем в жюри Международного конкурса молодых вокалистов Бельведер.
Я приехал в Германию со своей командой: моей коллегой и соавтором во многих спектакляx художником Энне-Лиис Семпер, хореографом-постановщиком из «Геликона» Эдвальдом Смирновым и моей правой рукой по «Геликону», ассистентом Ильей Ильиным.
Опера Римского-Корсакова «Золотой петушок», основанная на сказке Пушкина – последняя и самая загадочная. Ее особая прелесть в том, что политическая сатира и пародийность уживаются здесь с фантастическими сказочными образами, и все наоборот: герои сказки оказываются реальными, «живыми», а реальность превращается в призрак, в мистическую пустоту…Сюжет перетекает, как бесконечная лента Мебиуса, и невозможно понять, где начало, а где конец, где добро, а где зло. И эта недосказанность дает возможность совершенно противоположных прочтений. Это опера-хамелеон.
─ Как вы общались с труппой Дюссельдорфской оперы (по-английски, по-немецки) и каким вам запомнился этот театр?
─ Мы общались на одном языке – языке оперы. На языке любви к искусству. Раньше я воспринимал немецкий театр, как учреждение строгое, с размеренным режимом, где все пунктуально, выверено до миллиметра и до секунды. После «Золотого Петушка» мое представление совершенно изменилось. Оказалось, что Опера на Рейне — театр очень живой, теплый, эмоциональный, семейный. Я встретил здесь настоящих профессионалов, которые влюблены в то, что делают!
─ В Германии, в отличие от России, в оперные театры ходит преимущественно пожилая публика. Видимо, поэтому режиссеры пытаются всячески модернизировать действие, пытаясь завлечь молодых зрителей. Так, в одной из постановок «Евгений Онегин» в Штутгартском театре режиссер отправил Татьяну на горнолыжный курорт, а Ленский должен был петь свои арии, перемещаясь по сцене в строительной лебедке. Вы согласны с тем, что современный режиссер может либретто любого классического произведения переделывать по собственному желанию?
─ Соглашусь в том случае, если этот режиссер публике более известен и интереснее, чем Пушкин, Гете, Шекспир. Лично мне всегда более интересны эти авторы. Меня, к примеру, абсолютно не интересует, как видит это произведение некий Тютькин. Мне интересно, как произведение Пушкина «Золотой петушок» может быть раскрыто сегодня. Для этого нужно не менять сюжетную канву, а раскрывать ее ─ как она может происходить.
Нормальному человеку хочется прийти в театр и увидеть то, чего нет в обыденной жизни: такую любовь и страсть, и ненависть, и красоту, которых на самом деле не существует. Зрителю нужна эмоция. И сила классического произведения в том и заключается, что происходящее два века назад трогает так, что мы плачем, смеемся и сопереживаем.
─ Есть ли у вас планы в ближайшем времени что-то снова поставить в Германии? И как вы сегодня воспринимаете эту страну?
─ Конечно, планы есть, но не хочу пока их раскрывать. Германия – уникальная страна. Для меня это страна открытых, искренних, доброжелательных людей. С удовольствием буду сюда возвращаться. А если Дюссельдорф намекнет на новые планы со мной, то у него будет преимущество.
─ Когда вы ставите новый спектакль как режиссер, что для вас самое главное?
─ Радость от возможности обрести новых друзей, возможности почувствовать аромат спектакля, его нерв. Ощущать зарождение жизни: как спектакль начинает пульсировать и стремительно расти, заполняя все пространство вокруг своей энергией. Спектакль должен быть живым ─ и дарить публике вибрацию преображения и любви.
Поэтому мне очень хочется, чтобы 14 мая в зал Дюссельдорфской оперы пришли и мои соотечественники, живущие в Германии, чтобы мы вместе могли испытать всесилие искусства и мощь музыки, исполняемой нашими коллегами и друзьями на разных языках. Чтобы мы могли убедиться сами и убедить других в том, что музыка правит миром и лечит раны.
Совместный концерт ведущих солистов Московского музыкального театра «Геликон-опера» и солистов Дюссельдорфской Оперы на Рейне (Deutsche Oper am Rhein) пройдет 14 мая в Дюссельдорфе. Заказать билеты можно в кассах театра, на сайте http://operamrhein.de или по телефону: 0172-209-40-24.